Фронтовые дни (Из солдатских воспоминаний)

«… Днем фронт снова зашевелился, мы снялись с позиции и прицепили свои орудия к автомашинам. На большой скорости двинулись вперед. Пшеничное поле осталось где-то позади. Потянулось поле, покрытое колючей скошенной травой, пересеченное оврагами и балками. Выскочив на большой скорости к одной из таких балок, мы отцепили орудия и, развернув их, покатили на руках вперед. Автомашины ушли в укрытие. Жарко. Пыльно. Пошла распаханная земля. Потные, грязные, мы тянули орудия. Наша задача – обеспечить успешное наступление пехоты. В небе показались немецкие самолеты. Их было много. Шли они звеньями на большой высоте откуда-то слева. Вот они вышли на наши порядки, стали разворачиваться, резко опускаться вниз. Казалось, что сыпятся какие-то коробки, но это были не коробки, а бомбы. Гул пикирующих самолетов нарастал. Мгновенно наш участок покрылся черным дымом. Неба не стало видно. Противный запах гари заполнил все вокруг. Такой бомбежки нам еще не приходилось испытывать. Казалось, что каждая противно визжавшая бомба летит прямо в тебя. Но бомбы рвались впереди нас. Наконец фашисты отбомбились. Открыли огонь мы. Неожиданно справа от нас на большой скорости выскочила батарея «Катюш». Она остановилась в стороне от нашей батареи и сразу открыла огонь. Это было великолепное зрелище. Один за другим в небо уходили огненные снаряды. В этом бою немцы отступили далеко. Мы заняли новую позицию. Впереди лежала ровная степь. Виднелось несколько обгоревших немецких танков. Один из них стоял далеко от нас. Так шли дни. Мы меняли позиции. Но теперь были всегда вблизи пехоты. Как то мы заняли позицию на гребне небольшой возвышенности. Слева в километре от нас виднелась деревня. Немцы были правее ее. В деревню вела дорога. Вдоль дороги почти сплошной стеной росли кусты, которые скрывали дорогу от немцев. В одном месте кусты были вырублены и дорога простреливалась немцами. Бегали в эту деревню по очереди вся наша батарея. Деревня была вся целая, но жителей не было. И ушли они из нее совсем недавно. Я тоже ходил в эту деревню посмотреть ее. Не совсем было уютно пробегать по простреливаемому участку, но обошлось все благополучно. На другой день случился со мной казус. Я стоял по пояс в окопе и смотрел в бинокль, наблюдал за разрывами наших снарядов и подавал команду. Немец тоже бил по нам. Один из снарядов разорвался где-то позади нашего орудия. Воздушной волной меня тряхануло и прижало грудью к брустверу окопа. Одновременно в спину со страшной силой что-то ударило. Осколок? Мелькнуло в голове. Чувствую, что жив. Отряхиваюсь (меня присыпало землей) — крови нет. Оказывается большой комок сухой земли долбанул меня по спине. Осколком поцарапало щит орудия, но панораму не задело и расчет не зацепило.

В центре деревни, в которую я недавно ходил, на самом видном месте было кладбище немецких солдат. Кресты были выстроены по линии, как будто на параде. На каждом кресте висела каска. Приходилось и раньше видеть немецкие кладбища. Они занимали иногда обширные территории. И везде могилы шли строго по шнуру. Это были старые кладбища, когда немцы считали себя хозяевами Советской земли. Теперь фашистам стало не до кладбищ – Советская Армия гнала их, освобождая от фашистов священную землю нашей Родины. Сменили вновь позицию. Теперь мы стояли в подсолнечниках. Мы свыклись с обстановкой. Когда было возможно – мы отдыхали. Мы обзавелись немецкими офицерскими плащами. Они были широкие, прорезиненные, с перелиной. У меня было даже два: один положить на землю, другим укрывался, и получалось отлично. Сон был, конечно, тревожный и мы никогда не высыпались. Было некоторое затишье. Как-то утром слышим гул. Вскочили – ни черта не видно. Гул перестал. Вдруг прям из-за подсолнуха вынырнул на нас фашистский самолет с черными крестами. Летчик поглядывал на нас из кабины, даже были видны защитные очки на его глазах. Это было одно мгновение. Мы не успели выстрелить, он улетел. Видимо был разведчик. Но ни арт-огня, ни бомбежки не последовало.

Вот и новая позиция. Теперь опять в поле. Огневые позиции нашего 3-го артполка находились в августе 1943 года на Полтавщине недалеко от тех мест, где родился, жил и работал в молодости классик русской литературы Гоголь Николай Васильевич. Сорочинск – помните: «Сорочинские ярмарки». Диканька — помните: «Вечера на хуторе близ Диканьки». В этих рассказах Николай Васильевич так хорошо, задушевно рассказывал об Украине, о красоте Украинских ночей, о людях – парубках и девчатах. В те дни, когда мы освобождали Украину от фашистов, было не все так, как писал Гоголь. Ночи озарялись заревом пожарищ. Многие селения были сожжены. Горе бушевало над этой благодатной землей.

Наш 3-й дивизион занимал оборону перед населенным пунктом Котельва. Самого населенного пункта не было видно – его закрывала безымянная высота. Впереди приблизительно в километре левее от высотки, виднеются строения. Говорят, это бывший совхоз. Там сейчас немцы. Пока тихо. День солнечный, но уже не жарко – конец августа. Принесли обед. В этот день обед был очень вкусным — гречневая каша с салом. Еды давали вдоволь — люди выбывали, повара не скупились на порции. Было так тихо, что хотелось спать. Но вдруг сонливость как рукой сняло – приказ: выехать на прямую наводку. Немецкие танки прорвали оборону наших пехотинцев.

Началась перестрелка. Мы начали бить по высотке. Немцы обстреливали нас из минометов. Я стоял справа от орудия, наблюдал за разрывами снарядов и подавал команду. Командир взвода находился на бугорке позади батареи левее нашей огневой позиции. Там же находился и командир батареи, и командир дивизиона ст. лейтенант Чешский. Но вот из-за высотки медленно стали выползать фашистские танки – один, другой, третий, четвертый. Они набирали скорость, ведя на ходу огонь. Грохот разрывов, гул выстрелов, все это начало сливаться в один общий грохот. Нашему дивизиону приказ: вернуть позиции оставленные пехотинцами. Расчет моего орудия работал четко — его наводчик ефрейтор Халявин Сергей спокойно ловил в прорезь панорамы цель и по команде нажимал спусковой рычаг. Заряжающий рядовой Шилов заряжал орудие. Подносчики снарядов — узбек Рахимов и еще один солдат тоже узбек пригнувшись, подносили снаряды к орудию. Накал боя нарастал. Вот правее нас загорелся один фашистский танк, за ним другой. В это время что-то с невероятной силой ударило меня по правой ноге ниже колена и отбросило от орудия назад. Я потерял сознание. Через некоторое время я очнулся и присел, взглянул на ноги: ступня правой ноги голая и белая, как лист белой бумаги, откинувшись, держалась на сухожилии. Меня заметили. Ко мне подбежал Шилов. «Жив! А мы думали тебя убило». Шилов привязал бинтом индивидуального пакета ступню к голени, перевязал бинтом торчащую кость голени. Все это обмотал плащ-палаткой и обвязал. По приказу командира батарее подбежал рядовой узбек Рахимов. «Командир, командир» — торопливо говорил он, взваливая меня к себе на спину. Он понес меня от орудия подальше. Свистели пули, осколки, грохотали разрывы. Бой шел. Рахимов инстинктивно пригибался. Дотащив до лежачего окопчика, оставленного немцами в предыдущем бою, он положил меня осторожно на него. На дне окопчика была солома. Бой продолжался, но я, как провалился. Я не слышал не разрывов снарядов, ни орудийных выстрелов.

Впоследствии из письма командира дивизиона ст. лейтенанта Чешского М.И. я узнал, что 3-й дивизион поставленную задачу в этом бою выполнил. Позиции, оставленные пехотинцами, наши артиллеристы вернули и удерживали их до глубокой ночи, пока не подошла пехота. Многие из нашей батареи были награждены орденами Славы III степени. Я был награжден медалью «За отвагу». Написал мне ст. лейтенант Чешский и о том, что в тот же день когда меня ранило, были убиты командир артиллерии дивизии полковник Пискунов, его начальник штаба майор Изеев и начальник разведки. Они ехали на машине, и попали под бомбежку I-0-87 (юнкер 87)…»

Продолжение следует.