Фронтовые дни (Из солдатских воспоминаний)

«… Вижу – сидят недалеко в лесу и варят что-то в котелке.

- Что варите? – спрашиваю.

- Кашу, — отвечают.

Смотрю – в котелке брикеты тола. Он действительно внешне был похож на брикеты пшенной каши. С питанием на северо-западном фронте было трудно. Доставка затруднялась. Поэтому, если чего находили в лесу в оставленных немцами землянках, блиндажах, ели. Находили хлеб, масло.

Удивлялись хлебу. Он был запакован в целлофановые мешочки, нарезан ломтиками. Изготовляли его, судя по штампам в 1939 году, в 1940 году и ранее, и не был сухой. Масло фашисты носили в пластмассовых круглых коробочках.

Ложки у них были комбинированные и складные – с одной стороны ложка, с другой вилка. Мы впоследствии все обзавелись такими ложками – удобно.

Надо здесь сказать, что эти два товарища – узбека впоследствии воевали хорошо. Как-то раз вечером я зашел в блиндаж разведчиков, дул ветер, падал снег. Темный лес настороженно шумел. В блиндаже в печурке ярко горели сосновые сучья. Было тепло. Свет от печурки падал вглубь блиндажа и освещал ее красноватым светом. В углах стоял полумрак. Разведчики, что были в блиндаже, отдыхали. Один разогревал в печурке банку консервов с американской тушенкой. Один придвинулся к печурке, писал видимо, письмо. Несколько разведчиков лежали, а один негромко задушевно пел под гармошку: «Бьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза…».

Как все это понятно… К разведчикам заходить было интересно. Мы от своей пушки не могли уходить никуда, а они по характеру своей работы уходили по заданию командования в тыл врага, а при смене позиций всегда были впереди. Они знали и видели во много раз больше нас. Приносили трофеи.

Посидел я у разведчиков, послушал песню. Загрустилось. Очень захотелось увидеть своих — жену, сына, да у меня уже без меня ещё родилась дочь. Когда я уходил, жена была в положении. Как там они?

В начале марта 1943 года наша дивизия вышла к поселку Рамушево, расположенного на реке Левать, с задачей форсировать реку. Поселка Рамушево не было – он был весь разрушен, как и другие поселки, которые были освобождены.

Было пасмурно. Низко засели тучи. Погода была нелетная. Самолетыразведчики не летали. Этим и воспользовалось командование нашей дивизии. Наше передвижение немцы не заметили. Выйдя к реке Левать, наша дивизия открыла огонь. Огонь батарея вела в этот раз прямой наводкой по блиндажам и траншеям немцев. Наш налет был для фашистов неожиданным, и дивизия благодаря этому прорвала оборону немцев и продвинулась вглубь немецкой обороны на 10 километров. Заняли вновь оборону. Перенаправляясь на другой берег реки, мы увидели, что весь лед реки до следующего берега устлан трупами наших солдат. Лежали они в разных позах. До сих пор как вчера увиденное, стоит в глазах молодой санинструктор. Он лежал на груди, упершись руками в лед. У головы – санитарная сумка с большим красным крестом. Туловище ниже груди лежало отдельно. Он был разрублен осколками пополам. Раздавившаяся неестественно большая грудная клетка, розовая, с открытыми ребрами, одетая снаружи белым барашковым полушубком, глядело прямо на нас пустым розовым нутром.

Проскочив реку, мы заняли огневые позиции и включились в артбомбежку отступивших немцев. Шли бои, которые известны как бой под Старой Руссой.

Берега реки были хорошо укреплены немцами. Жили они здесь с комфортом. Добротные офицерские и солдатские блиндажи. Окна застеклены в большинстве случаев пустыми из под вина бутылками. На нарах подушки, перины, одеяла, награбленные в соседних сожженных деревнях. Почти два года стояли они здесь, но бежали поспешно. В некоторых блиндажах на столе стояли котелки с пищей, недопитые бутылки вина. Противоположный берег, занимаемый немцами, был высокий и крутой, оборудованный большим количеством огневых точек. Поэтому так трудно было нашей пехоте его штурмовать.

Снова потянулись обыкновенные фронтовые дни. В эти дни я впервые увидел нашу авиацию в действии. До этого как-то не было ее видно в воздухе на нашем участке. Был конец апреля 1943 года. Стояли прекрасные, ясные, весенние дни. И вот, в ясном, голубом небе завязался воздушный бой. Бой проходил высоко. Маленькие самолетики, казалось, играли друг с другом. Они кувыркались один вокруг другого. Мы стояли у своих орудий и молча смотрели на этот смертельный поединок. Вот один самолет задымил черным шлейфом и пошел вниз. Чей? Видимо фашист, потому что фашисты стали уходить.

В начале мая 1943 года наша 8-ая воздушно-десантная дивизия была снята с северо-западного фронта и на большой станции мы погрузили технику на железнодорожные платформы, а сами поудобнее устроились в теплушках. Паровоз повез наш эшелон на юг. Перед отправлением мы все хорошо помылись в бане. Это был настоящий праздник! Чем дальше ехали на юг, тем становилось все теплее. Лето 1943 года вступало в свои права.

Уже два года шла война. Советская Армия набрала силу и уверенно взяла инициативу в свои руки. До Победы, как мы теперь знаем, в тот год еще было далеко, но дышалось уже легче, в том, что мы победим, уже никто не сомневался. Мы, конечно в то время не знали, куда нас везут. Теперь-то все стало ясно: нашу дивизию перебрасывали в район Курской дуги, под город Усмань, где формировался степной фронт – резерв Главного командования.

Высадились мы в июне 1943 года на небольшой станции. Ночью полетнему — не темной, спустили на руках по трапам с ж/д платформ автомашины, пушки, другое имущество. Походной колонной двинулись к месту своего расположения. Расположился наш артполк в сосновом лесу, недалеко протекала река. Поставили палатки. Началась обычная лагерная жизнь.

5 июля 1943 года, как известно, началась Курская битва. Нас должны были вести в прорыв с тем, чтобы с другими частями фронта закрепить успех наступления. В первой декаде июля 1943 года наша дивизия пришла в движение. Помню ясный солнечный день. Жара. Мы двинулись в сторону Воронежа, потом повернули на Белгород и Харьков. Проходили мы населенные пункты. Население встречало нас приветливо. Подчивали ряженкой из топленого молока. Иногда нас приглашали в дома, угощали лепешками, молоком. Лунной ночью, абсолютно тихой, наша колонна вступила на улицы Белгорода. Ни одной живой души не было видно на улицах города, ни одна собака не тявкнула, пока мы пересекали город. Освещенный полной луной город действительно был каким-то белым и выглядел совершенно мертвым.

После Белгорода мы некоторое время двигались колонной. Мы проходили деревни, в которых не было домов – по обе стороны дороги стояли закопченные, обгоревшие печи и трубы, тоже черные и непривычно тонкие, оголенные.

Жизнь оборвалась, видимо, внезапно – людей видно не было. Фашисты при отступлении, если успевали, жгли деревни. Такова была их тактика. Первая наша позиция была на пшеничном поле. Поле золотилось под лучами солнца. Было начало августа. Под ногами лежала Украинская земля, та благодатная земля, из-за которой было столько раздоров и войн. Откопали щели, установили орудия, замаскировали все золотистыми снопами. Наступил вечер. Заполыхали на горизонте пожарища. Горели деревни, не то подожженные немцами, не то от попадания снарядов…».

Продолжение следует.